Возрождение Бога-Дракона - Страница 49

Я отвернулся. Опять минуты тишины и опять она заговорила первой.

— Ты похож на дикого зверя, — сказала она. — Поначалу я тебя тоже боялась, но когда поняла, что ты как зверь — перестала. Ты не злой. Ты просто какой-то дикий. Ты как чудище, привыкшее к тому, что все его боятся. Ты настолько к этому привык, что считаешь это нормальным и правильным. Ты знаешь, что вызовешь страх и ненависть и действуешь так, как будто бы они уже направлены на тебя. И ты их, конечно, вызываешь. Но я не смотрю на тебя как на чудище. Я знаю, что ты на самом деле другой. И ты в глубине души тоже это знаешь и знаешь, что я знаю.

— Чушь собачья все это. Ты начиталась глупых сказок. Скажи еще, что если я тебя поцелую, то древнее проклятье падет и я вмиг стану прекрасным принцем. — Криво усмехаясь, я посмотрел на нее.

Она опять зарделась, и улыбнулась одновременно смущенно и с вызовом.

— А ты попробуй.

Я отвернулся и остаток дороги мы ехали молча. Желание насилия и убийства терзало меня, как желание выпить — старого пьяницу. Но Бьянку я не хотел убивать, а Хельга, которая вела машину, изображая из себя безмолвного робота, так и не дала мне повода.

Мы остановились в юго-западном районе города, в подземном гараже высотного жилого дома. Бьянка сказала Хельге, что та сегодня ей больше не понадобится и потому может идти домой, но Хельга лишь покачала головой.

— Моя смена заканчивается в шесть, фрау Бьянка. Пока не придет моя сменщица, я не имею права уходить.

— К тебе ее герр Рихтер приставил? — Спросил я, когда мы отошли от машины. — Похоже, она из Безопасности.

— Да? — Бьянка оглянулась. — Ну и что?.. Очень милая женщина.

— Если бы Рихтер не окружал нас этой идиотской и бесполезной охраной, а вместо этого был бы чуточку откровеннее — было бы намного больше пользы. Неизмеримо больше.

— Ну… наверное, у него есть причины.

— Надеюсь.

Мы вошли в лифт. Бьянка нажала на кнопку с цифрой «17» и лифт медленно пополз наверх.

Я несколько раз бегло посмотрел на нее, одновременно желая и не смея переступить невидимую черту, разделявшую нас. А она смотрела на меня с легкой полуулыбкой, как будто бы прекрасно понимала мои сомнения, но совершенно не собиралась помогать мне их решать.

11…

12…

13…

«Какого черта?» — Подумал я. — «Будь что будет.»

Я подошел и поцеловал ее. Она не отстранилась, но не повела себя так, как будто бы только этого и ждала. Скорее, она была немного удивлена… но все же она не отстранилась, а спустя несколько ударов сердца — ответила мне.

Я отступил от нее на четверть шага, когда лифт проезжал шестнадцатый этаж. Она стояла совершенно спокойно и смотрела на меня так, как будто бы ничего особенного не произошло.

— Я думала, ты никогда не решишься. — Сказала она наконец с полуулыбкой.

Я покачал головой. Как объяснить ей, что для меня она была совершенно особенной? Я не решался подойти к ней, потому что боялся, что если мы слишком сблизимся, то наша дружба исчезнет, сменившись телесной близостью, а затем — пустотой. Я не хотел спать с ней, потому что не хотел ее терять, и без спора уступил ее полтора года назад Клайву Вильсону, когда Клайв начал ухаживать за ней. До сих пор я пользовался женщинами, как предметами для собственного ублажения, и не хотел, чтобы с ней было также. Но сейчас, отстранившись от нее, я знал: так, как было с ними — с ней не будет. Я слишком долго ждал, блуждая в миражах. Власть, насилие и разрушение опьянили меня, но она была права — моя сила имела иное предназначение, чем убивать слабых и беззащитных смертных, чем порабощать души тех, кто не мог оказать мне сопротивления. Столетия ненависти и одиночества словно образовали накипь на моей душе, но сейчас эта накипь — по крайней мере, ее часть — оказалась смытой и я ощутил, что возвращаюсь к самому себе.

Двери лифта открылись и мы вышли в коридор.

— Ты самое странное существо на этой планете, — сказал я, пока она возилась с ключами у дверей своей квартиры.

Моя реплика ее позабавила.

— Да? Почему это?

Я не знал, что ответить и как сказать, что чувствую. Мы зашли в ее квартиру, и она посмотрела на меня так, словно не знала, но хотела понять: я наброшусь на нее прямо здесь, или мы сначала снимем обувь и пройдем в комнату. Взгляд ее был не приглашающим и не запрещающим — чистое любопытство. Она просто не знала, чего от меня ждать. Такой я ее и запомнил — красивой, юной, стоящей у закрытой двери с полуулыбкой на лице… Я обязательно поцеловал бы ее — если бы не ощутил вдруг, как мир начинает сжиматься и выворачиваться, словно мокрая простыня в руках прачки. Мир стонал от боли и готовился заорать благим матом. Бьянка не ощущала опасности, но что-то неминуемо должно было уничтожить нас через несколько секунд.

Не было времени на объяснения. Я схватил ее в охапку и рванул к окну так быстро, как только мог — где-то там, впереди, виднелся легкий просвет, щель между смертью и смертью, проникнуть в который означало остаться в живых. Я двигался быстро, но все же не так быстро, как мог бы, будь я один. Я прыгнул и, не отпуская Бьянку, выбил окно своей спиной; в этот момент в доме прогремел взрыв. Полыхнули сразу два или три этажа — но обнадеживало хотя бы то, что на сегодня это была не термоядерная бомба. Мы падали вниз, в хаосе осколков и пыли, и несколько раз перевернулись в воздухе, прежде чем мне удалось занять положение снизу. Я надеялся, что если я упаду первым, а Бьянка упадет на меня, удар для нее будет не таким сильным, и она выживет. О том, выживу ли я сам, я не думал — слишком часто я уходил от смерти в последние месяцы, чтобы сейчас беспокоиться об этом. Но впервые я боялся — дико боялся, что она умрет.