Я немного побродил по школе, а затем сел на скамейку в парке. Лето, вечерняя прохлада, скамейка, укрытая в тенях деревьев, шум листвы… Мне было приятно находиться здесь, и я не заметил, как пролетело время до появления Бьянки.
Когда я ощутил ее присутствие в школе, то удерживал внимание на этом ощущении до тех пор, пока она сама не почувствовала меня, прекратила поиски моей персоны в жилом корпусе и спустилась в парк.
— Привет. — Она села на скамейку рядом.
— Привет. Тебе было что-то нужно или ты так просто приехала?
— Так просто. Герр Рихтер сказал, что у школы какие-то неприятности, из-за которых ты должен уехать. Ты мне расскажешь?
— Я сам ничего не знаю, кроме того, что кто-то пытается убить меня. Снайпер, взрыв в поезде, военный робот на крыше, а теперь еще и эта история с Китаем…
— Какая история с Китаем? — Она недоверчиво посмотрела на меня.
— Ты вообще телевизор смотришь?
— Смотрю, но… Подожди, ты хочешь сказать, что этот термоядерный взрыв — это из-за тебя?
— Ага.
Она пару секунд смотрела на меня, а потом рассмеялась, легонько шлепнула меня по руке и отвернулась:
— Да ну, брось. Я чуть не поверила.
— Это правда. Я со своим переводчиком был в эпицентре. Дикая местность, больше никого вокруг нет…
— Это могли быть какие-то испытания… — Неуверенно произнесла она.
— Ага, и именно поэтому арестовали того, кто отдавал приказ.
— Дил… — Она замолчала. Взяла меня за руку. — Я не понимаю, что происходит. Зачем кому-то сбрасывать на тебя бомбу? Это же бред.
— Зачем? Затем, что другие способы оказались неэффективны. Впрочем, — я усмехнулся. — С бомбой у него тоже ничего не вышло.
— У кого «у него»?
— Я не знаю. Директор знает. Завтра он вернется и все мне расскажет.
— Я не понимаю, как ты сумел выжить в термоядерном взрыве?
— Секрет.
Она поджала губы.
— Не доверяешь мне?
— Доверяю. Но существует техника, позволяющая подслушивать разговоры, находясь при этом на весьма солидной дистанции. Охотник и так слишком многое обо мне знает. Незачем облегчать ему жизнь.
— Ты думаешь, нас подслушивают? — Она замолчала и закрыла глаза.
— Уверен на сто процентов.
Она не ответила. Через несколько секунд она подняла руку и сделала сложный, запутанный жест, почти беззвучно шепча звуковой психокод. Я ощутил, как вокруг нас раскручивается паутина ее чар.
— Я не чувствую зла, — сказала она наконец. — И никакого… чужого внимания.
— Я тоже не чувствую, — сказал я, пожимая плечами. — Но это ничего не значит. Проблема с нашей способностью ощущать чужое внимание решается, если передоверить слежку технике. У роботов и механизмов внимания нет. Это не отдельная волевая сущность, собирающая вокруг себя свой мир, а… скажем так, элемент пейзажа. Где-то стоит машина, которая записывает наш разговор, а затем она передает запись куда-то еще. И уже запись просматривает живой человек. Но его внимания мы не уловим. Может, он вообще сидит на другой половине земного шара?
Бьянка поежилась и встала.
— Пойдем отсюда.
Я усмехнулся, но не стал возражать и тоже поднялся.
— Пойдем. А куда?
— Поехали ко мне? — Она посмотрела на меня и улыбнулась.
— Ну поехали. — Я пожал плечами. — Посмотрим, где ты теперь обитаешь.
Ее симпатичный микро-ниссан синего цвета терпеливо ждал свою хозяйку на ШАДовской стоянке — вместе с женщиной-водителем внутри. Когда мы сели, я попросил Бьянку не мешать — хотел немного пообщаться с водителем в том же режиме, в каком недавно говорил с секретаршей. Бьянка воспротивилась. Пока мы спорили, водитель завела мотор и выехала на шоссе. Она делала вид, будто не слышит нашего разговора, но я ощущал исходящий от нее запах страха также ясно, как если бы она пахла не страхом, а чесночным соусом.
— Нельзя отнимать у людей свободу! — Заявила Бьянка непререкаемым тоном, словно глаголила самоочевидную Истину, с которой все должны были согласиться, лишь только ее услышав.
— Я не отнимаю свободу. Я ее даю.
— Да неужели? А со стороны и не скажешь.
— Люди слишком привязаны к своему миру. Кто же виноват, что их воля совершенно не приучена самостоятельно определять свои цели вне социального и биологического контекста?
— Подумайте только, «социальный и биологический контекст»! — Бьянка закатила глаза. — Сколько умных слов для оправдания своей жестокости.
— Ты считаешь, что я поступаю жестоко, пытаясь обеспечить нашу безопасность?
— Хельга ни в чем не виновата, я в этом уверенна! А ты похож на человека, выкидывающего рыбу из воды и заявляющего при этом «ну кто же виноват, что она не умеет дышать вне океанического контекста?»
Я вздохнул и отвернулся к окну.
Некоторое время мы ехали молча. Потом я почувствовал, как Бьянка берет меня за руку.
— Не злись. Но когда ты пользуешься своей силой, это почти всегда ужасно… и жестоко. Только пару раз она была к месту. Вот, например, когда ты сражался с Пауком. Тогда ты спас целый город. Но обычно… когда ты направляешь ее на простых людей, это… это неправильно.
— Я не злюсь. Наоборот, я сижу и пытаюсь понять, почему я не злюсь, хотя и должен. Ты неправа во всем. Никому другому я не позволил бы так разговаривать со мной. Знаешь, с моей точки зрения, самое странное в наших отношениях то, что я до сих пор ничего с тобой не сделал. И не хочу. Почему-то. Ты не знаешь почему, а? — Я повернулся и посмотрел ей в глаза. — Это какие-то особые чары? Приворотное зелье? Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Да ну тебя, — она зарделась и убрала руку. — Дурак.